Первая русская женщина-химик

Если спросить старшеклассника об имени пер­вой русской женщины-математика, он, не заду­мываясь, ответит: «Софья Ковалевская». Между тем аналогичный вопрос по истории химии затруд­нил бы немало лиц, гордящихся университетским дипломом. Нередкая несправедливость судьбы! Биографии обеих современниц не только схожи, но и тесно переплетены. «Общность наших занятий, вкусов, возрастов, — отмечала С. Ковалевская при первом знакомстве, — все это заставляет меня ду­мать, что между нами может быть крепкая и проч­ная дружба». Так оно и было.

Юлия Всеволодовна Лермонтова родилась в Мо­скве 21 декабря 1846 года в семье троюродного бра­та великого поэта, генерала, директора Московско­го кадетского корпуса. Её рано обнаружившаяся склонность к естественным наукам находила дома поощрение. «Родители мои оба были люди просве­щенные, много читали, — писала впоследствии Юлия Всеволодовна. — На воспитание и образование своих детей они ничего не жалели. У нас было всегда не­сколько воспитательниц иностранок, и самые луч­шие учителя по разным специальностям приезжали нам давать уроки из города. Для этих поездок даже держался особый экипаж и лошади, так как Лефор­тово очень удалено от центра Москвы».

Однако ни прекрасное домашнее образование, ни высокое общественное положение отца не смогли помочь Юлии попасть в число слушателей Петров­ской академии, начальство которой не могло без ужаса представить себе семинариста в желтой шали иль академика в чепце.

И двадцатидвухлетняя девушка задумала попы­тать счастья за границей, решив — после непродол­жительных колебаний между медициной и хими­ей — избрать последнюю.

Об этом намерении узнает Жанна Евреинова — ее петербургская родственница, одаренная и воле­вая девушка того же возраста, впоследствии первая русская женщина-юрист. Началась переписка, и вот окрыленная надеждой Юлия уже в Петербур­ге. Однако их восторженные планы учебы в Европе чуть было не рухнули из-за противодействия роди­телей Юлии и особенно отца Жанны, управляюще­го Петербургским императорским дворцом, генерал-адъютанта, которого чрезвычайно шокировало же­лание незамужних девиц «путешествовать».

Юлию спасло вмешательство близкой подруги Жанны. Это была Софья Ковалевская, отправляв­шаяся с супругом (фиктивность брака тщательно скрывалась от посторонних) в Германию для по­ступления в университет. Ее обаяние и настойчи­вость — она специально съездила в Москву — сло­мили сопротивление Лермонтовых, и они согласи­лись отпустить в чужие края свою Юленьку.

Начались годы странствий. Юлия поселилась в Гейдельберге в одной квартире с Софьей Кова­левской и благодаря ее заступничеству была допу­щена к слушанию некоторых лекций. В официаль­ном письме от 21 октября 1869 года проректор Гейдельбергского университета профессор Г. Копи сообщал: «Согласно решению приемной комиссии, как и в предыдущем случае с г-жей Ковалевской, Вам не может быть разрешено посещение лекций; в настоящее время предоставляется всецело на усмотрение отдельных преподавателей, в каких слу­чаях они найдут возможным разрешить Вам посе­щение отдельных лекций, поскольку это не может вызвать осложнений».

Два года провела Юлия в Гейдельберге. Работа­ла в лаборатории, посещала лекции Бунзена, Кирх­гофа, Коппа. Впоследствии в «Воспоминаниях о С. Ковалевской» она писала об этом периоде: «Со­вместная наша жизнь была настоящим наслажде­нием, днем слушание лекций и занята и в лаборато­рии, вечером и в праздники длинные прогулки по чудным окрестностям Гейдельберга».

Романтичным событием, всколыхнувшим разме­ренность их счастливого отшельничества, была встреча осенью 1870 года с Жанной Евреиновой, сбежавшей от родителей. Без паспорта, пешком она перебралась через границу с риском для жизни: пограничная охрана стреляла в нее. Жанна гостила у подруг недолго — для изучения ею юриспруден­ции надо было ехать в Лейпциг.

В Гейдельберге Лермонтова знакомится с Д. И. Менделеевым и по его просьбе выполняет серию экспериментов, в результате которых появилась статья «Обработка платиновых остатков». В этой статье излагается методика разделения платино­идов. Заинтересованность автора периодической системы элементов в этой работе объяснялась его сомнениями относительно порядка возрастания атомных весов триады платиноидов. По имевшимся в то время ошибочным сведениям он был таков: Pt → Ir → Os. Лермонтова нашла правильную по­следовательность: Os → Ir → Pt.

Общение Лермонтовой с великим русским хими­ком этим не ограничилось. Она не только неодно­кратно проводила исследования по его предложе­нию, но и переводила на немецкий и французский языки его труды. Известна высокая оценка Менде­леевым выполненного ею перевода статьи «Проис­хождение нефти» на французский язык: «Это луч­шее из моих изложений этого предмета».

Осенью 1871 года искательницы знаний покинули «прелестный Гейдельберг и переселились в Берлин». Но и здесь поначалу им не удалось добиться офи­циального статуса. «Несмотря на горячие рекомен­дации гейдельбергских профессоров, — рассказывает Ю. Лермонтова, — мы слушательницами в Берлин­ский университет допущены не были». Однако вско­ре профессор А. Гофман разрешил Юлии не только посещать свои лекции, но и работать в лаборатории. Ему не пришлось раскаиваться в проявленном либе­рализме, вызвавшем нарекания многочисленных коллег: не далее как через год профессор имел честь п удовольствие докладывать на заседании Берлин­ского химического общества работу своей ученицы «О составе дифенина», в которой исправлялась фор­мула этого вещества (4,4′-диаминогидразобензола по современной терминологии), неправильно указанная видными учеными Жераром и Лораном.

Два года, проведенные в немецкой столице, ока­зались чрезвычайно напряженными. «Жизнь наша с Софьей Ковалевской в Берлине была очень уеди­ненной, — писала Лермонтова. — Софья Васильевна весь день сидела за письменным столом за мате­матическими выкладками, я же с утра до ночи работала в лаборатории».

Подготовив к концу 1874 года докторскую дис­сертацию под названием «Zur Kenntnis der Methylen Verbindungen» («К вопросу о метиленовых соеди­нениях»), Юлия Лермонтова едет в Геттинген на первый в своей жизни экзамен.

Впоследствии она вспоминала: «Геттинген еще более типичный маленький университетский горо­док, чем Гейдельберг; по размерам очень неболь­шой университет играет в нем главенствующую роль; общественной жизни, кроме университетской, казалось, не было; даже движение по улицам было исключительно пешеходное… и проезд экипажа по улицам составлял целое происшествие».

Экзамен оказался трудным и происходил в не­обычной обстановке: вечером профессора и экза­менующиеся — в лице одной единственной Ю. Лер­монтовой — расположились у стола с вином и пи­рожными. Некоторые профессора, убежденные в не­способности женского ума к науке, изощрялись в труднейших вопросах. «…Такого рода экзамен должен быть и ему самому нелегок, — без тени иро­нии замечает Юлия об одном из экзаменаторов. — По окончании экзамена все закусили и выпили и объявили мне, что я удостоена звания доктора химии первой степени, как обозначается у них «Cum magna landa».

«Кончилось ученье, началась жизнь», — отмечает Юлия.

Новоявленный доктор химии с триумфом воз­вращается на родину и, обосновавшись в Москве, приступает к работе в университетской лаборато­рии под руководством В. В. Марковникова. В 1875 году ее избирают членом Русского химиче­ского общества (РХО) — в течение долгого времени в его списке не появляется более ни одного жен­ского имени. Она принимает на себя ведение ре­феративного отдела в «Журнале Русского хими­ческого общества» (ЖРХО), а также составление корреспонденции о деятельности Общества для из­даний Парижского химического общества. Вскоре в ЖРХО появляется ее работа «О получении нор­мального бромистого пропилена» (триметиленбромида). Но следующее исследование (по синтезу «пировинной кислоты») ей завершить не удалось — работу прервал тиф. Снова и ее жизни появляется Софья Ковалевская, выхаживает подругу, уговари­вает переехать в столицу, чтобы жить вместе.

1878 год. Петербург. Сотрудничество с А. М. Бут­леровым. «Занятия в его маленькой частной лабо­ратории при Петербургском университете… были истинным наслаждением», — вспоминает она. И не­вольно сравнивая его со своим берлинским руко­водителем, продолжает: «В лаборатории у него частных личных ассистентов не было; все практи­ческие манипуляции по своим работам он произ­водил сам, в противоположность Гофману. Он по­могал всем новичкам… ему же никто ни в чем не помогал».

Однако спустя два года семейные обстоятельст­ва вынуждают Лермонтову покинуть Петербург. Она возвращается в Москву, вновь принимается за работу в лаборатории В. В. Марковникова.

В это время в Петербурге организуются Высшие женские курсы (Бестужевские), и А. М. Бутлеров, один из их инициаторов, настойчиво приглашает бывшую ученицу своим ассистентом в лаборато­рию. Он шлет письмо за письмом, убеждая Юлию Всеволодовну в нужности дела, в незаменимости единственной женщины-химика, ибо, по его мне­нию, «в женской лаборатории руководитель-мужчина не заменит надежную женщину-руководительницу». Но все попытки оказались тщетными. Лер­монтова постепенно отходит от занятий химией. У нее появилась новая страсть — сельское хозяйст­во. В 1881 году она окончательно переселяется в свое родовое имение под Москвой — Семенково (3 км от платформы «Жаворонки» по Белорусской дороге). Она стремится вести рациональное хозяй­ство: выписывает специальную литературу, про­спекты, руководства. Ее девиз — «не истощать зем­ли». И это ей удалось. В короткий срок поместье стало образцовым. Плодоягодный питомник вызы­вал зависть всех соседей, а семена зерновых куль­тур поставлялись в один из первоклассных магази­нов Москвы, магазин Иммера.

Надо сказать, что на долю Юлии Всеволодовны, отличавшейся исключительной душевной деликат­ностью, выпало немало забот, связанных с семьей Ковалевских. Так, в 1883 году на ее глазах скон­чался В. О. Ковалевский, муж ее любимой подруги. Это была не просто смерть, а самоубийство (хло­роформовая маска), и потому возникла масса фор­мальных неурядиц, которые надо было утрясти. На попечении Лермонтовой оказалась единствен­ная дочь Ковалевских. Еще в 1880 году профессор В. В. Марковников так комментировал отказ Юлии Всеволодовны от участия и Бестужевских курсах: «Тут вся причина лежит в Софочке Ковалевской. Если бы не она, то Лермонтова была бы уже в Пе­тербурге.»

Великая Октябрьская социалистическая револю­ция произошла при жизни Юлии Лермонтовой, но на ее собственном укладе эта грандиозная переме­на никак не отразилась. По настоянию А. В. Луна­чарского ей предоставили возможность остаться в своем поместье. Она скончалась в 1919 году, не до­жив всего несколько дней до своего семьдесят третьего дня рождения.

Вкладу Ю. В. Лермонтовой в науку трудно дать исчерпывающую оценку, так как она почти не вы­ступала в печати, и о ее достижениях можно узнать лишь по сообщениям других авторов. Лишь однажды, в связи с обсуждением доклада профес­сора В. М. Руднева о получении из нефти арома­тических углеводородов, Лермонтова опубликовала обстоятельное изложение результатов своих ис­следований в области глубокой переработки нефти. Эта тема и была основной в ее научной деятель­ности.

В 1878 году, работая в лаборатории Бутлерова, Юлия Всеволодовна исследует (одновременно с А. П. Эльтековым) реакцию, происходящую между галогенными соединениями и углеводородами эти­ленового ряда. Эта реакция, носящая название ре­акции Бутлерова — Эльтекова — Лермонтовой, ши­роко используется сейчас для синтеза высокоок­тановых углеводородов.

Следует отметить проведенные Лермонтовой под руководством В. В. Марковникова работы по применению железных и медных катализаторов при разложении нефти и нефтепродуктов вместо ранее употреблявшихся угля, кирпича, глины.

Исследования Ю. В. Лермонтовой способствовали возникновению первых русских нефтегазовых заводов. В статье «Нефть на Всероссийской про­мышленно-художественной выставке 1882 года в г. Москве», напечатанной в IV томе «Горного жур­нала» за 1883 год отмечалось: «На Балахнинском заводе Т-ва «В. И. Рагозин и К⁰» применен, между прочим, способ приготовления бензола и антраце­на г-жи Лермонтовой. Последняя, под руководст­вом проф. Марковникова, занималась изучением наилучших условий выхода бензола и антрацена из солярового масла и достигла получения дегтя, весьма хорошего по качеству для дальнейшей пе­реработки его на бензол и антрацен, причем ей удалось содержание их увеличить: антрацена до 1% и бензола 20%… Г-жа Лермонтова устроила перегонный аппарат, который с помощью особого приема, дает возможность перегонять нефть до­суха, без разложения и образования кокса».

Значительный интерес представляет эпистоляр­ное наследство, связанное с творчеством и лично­стью Лермонтовой. Она поддерживала связь и ве­ла переписку, помимо уже упоминавшихся деяте­лей науки, с А. О. Ковалевским, И. М. Сеченовым, А. П. Бородиным; выдающимися немецкими хими­ками — другом Маркса Карлом Шорлеммером и Фридрихом Вёлером, семьей революционно-демо­кратических деятелей Болгарии Каравеловых, и многими русскими женщинами революционерками.

Эта переписка, как, впрочем, и вся жизнь Юлии Лермонтовой, характеризует ее как достойную представительницу передовой русской интеллиген­ции.

Ирина Сергеева