Ф. Хойл
(Окончание)
Раздавшийся из громкоговорителя голос был встречен дружным хохотом, так как это был голос садовника Джо. Лестер, естественно, не имел возможности снабдить голос интонациями, все слова произносились одинаково и следовали один за другим через равные интервалы; только между фразами были небольшие паузы. Облако говорило слегка картавя, в несколько медлительной манере жителя Запада и неописуемо комично коверкало некоторые слова. Отныне Облако именовалось не иначе, как «Джо».
В первом сообщении содержалось приблизительно следующее:
— Ваша первая передача была для меня неожиданностью, ибо крайне необычно было обнаружить животных с техническими знаниями на планетах — телах с весьма неблагоприятными условиями для жизни.
На вопрос, почему он так считает, Джо ответил:
По двум весьма простым причинам. Живя на поверхности твердого тела, вы испытываете воздействие значительной силы тяжести. Это резко ограничивает размеры, до которых могут вырасти ваши животные, и следовательно, возможности вашей нервной деятельности. Это приводит к тому, что вам необходимо иметь систему мускулов для того, чтобы двигаться, и защитную броню для предохранения от резких ударов,— например, череп необходим вам для защиты вашего мозга. Лишний вес мускулов и брони еще больше сужает возможности вашей нервной деятельиости. Самые крупные ваши животные состояли по существу в основном из костей и мускулов и имели очень маленький мозг. Как я говорил, причиной этого является сильное гравитационное поле, в котором вы живете. Вообще, наличие разумной жизни можно было ожидать лишь в рассеянной газовой среде, а не на планетах.
Второй неблагоприятный фактор — острый недостаток у вас основных химических продуктов. Для синтеза химических веществ в больших масштабах необходим свет от какой-нибудь звезды. А ваша планета поглощает лишь ничтожную часть солнечного света. В данный момент я сам как раз синтезирую нужные мне химические вещества, причем в количестве, примерно в 10 000 000 000 раз большем, чем их синтезируется на всей поверхности вашей планеты. Недостаток у вас химических продуктов приводит к необходимости ожесточенной борьбы за существование, а в таких условиях первым проблескам разума трудно выдержать конкуренций с крепкими костями и сильными мускулами. Конечно, если разуму удается достаточно развиться, то дальнейшая конкуренция с чисто физической силой становится легче, однако первые шаги чрезвычайно трудны — настолько, что достигнутый вами уровень является большой редкостью среди планетных форм жизни.
— Вот это удар для энтузиастов космических путешествий, — сказал Марлоу. — Спросите его, Гарри, чему мы обязаны появлением у нас на Земле разумной жизни?
Вопрос был задан и через некоторое время пришел ответ:
Вероятно, стечению нескольких обстоятельств, среди которых я выделил бы, как наиболее важный, тот факт, что около 50 миллионов лет назад на Земле развился совершенно новый тип растений — то, что вы называете травой. Появление этого растения вызвало коренную перестройку всего животного мира, так как траву, в отличие от всех других растений, можно щипать прямо с Земли. По мере того как трава распространялась по всей Земле, те животные, которые могли извлечь пользу из этой особенности, выживали и развивались. Остальные виды приходили в упадок или вымирали. По-видимому, это была главная перемена, благодаря которой разум впервые утвердился на вашей планете.
— В вашем способе связи имеется целый ряд весьма необыкновенных особенностей, которые сделали расшифровку ваших сообщений довольно трудным делом, — продолжало Облако. — Особенно странно для меня то, что символы, которые вы употребляете для связи, не имеют непосредственного отношения к деятельности вашего мозга.
— Тут, мне кажется, нам следует ему кое- что сказать, — заметил Кингсли
— Ну, конечно. Я вообще не понимаю, как это вы могли так долго сидеть спокойно, Крис,— вставила Энн Хэлси.
Кингсли изложил свои идеи относительно связи на постоянном и переменном токе и спросил, действительно ли функционирование самого Джо основано на переменном токе. Джо подтвердил это и продолжал:
— Но необычно не только это. Самое удивительное в вас — большое сходство между отдельными индивидуумами. Это позволяет вам пользоваться очень грубым способом связи. Вы обозначаете свои психические состояния метками. Гнев, головная боль, смущение, счастье, меланхолия — все это ваши метки. Если А хочет сказать Б, что он страдает от головной боли, он не пытается описать, какие нарушения имеют место в его нервной системе. Вместо этого он пользуется меткой. Он говорит: «У меня болит голова». Когда Б слышит это, он берет метку «головная боль» и представляет себе, что это значит в соответствии со своим собственным опытом. Таким образом, А может сообщить Б о своем недомогании, даже если ни тот ни другой не имеют ни малейшего представления о том, что такое в действительности головная боль Такой весьма своеобразный способ связи возможен, конечно, только между почти идентичными индивидуумами…
— Насколько я понял, вы имеете в виду следующее, — сказал Кингсли. — Если бы существовали два абсолютно тождественных индивидуума, то им вообще не нужно было бы никакой связи, так как каждый автоматически знал бы переживания другого. Для связи же между очень разными индивидуумами требуется гораздо более сложная система.
— Именно это я пытался объяснить. Теперь вам ясно, почему мне было трудно расшифровывать ваш язык. Это язык, удобный для почти одинаковых индивидуумов, тогда как вы и я очень сильно отличаемся друг от друга, гораздо сильнее, чем вы, вероятно, представляете. К счастью, ваше психическое устройство оказалось довольно простым. Как только я до некоторой степени в нем разобрался, расшифровка стала возможной.
— Но есть все-таки между нами что-нибудь общее в функциях нервной системы? Можете вы, например, испытывать что-нибудь соответствующее нашей головной боли? — спросил Мак-Нейл.
— Вообще говоря, у меня, так же как у вас, могут быть ощущения приятного и неприятного. Но эти ощущения должны быть у любого существа, обладающего чем-то вроде нервной системы. Неприятные ощущения возникают при внезапном разрыве связей, а это может случиться со мной, так же как и с вами. Счастье — это динамическое состояние, когда нервные связи устанавливаются, а не разрываются, и это может случиться со мной, как и с вами. Однако, несмотря на это, я думаю, что мои субъективные переживания совершенно отличны от ваших, за исключением одного — как и вы, я стремлюсь избегать неприятных ощущений, а приятные ощущения, наоборот, желательны.
Более конкретно, вашу головную боль вызывает недостаточное кровоснабжение, в результате чего нарушается точность электрических импульсов в мозгу. Я испытываю нечто весьма похожее на головную боль, если в мою нервную систему попадают радиоактивные вещества. Это вызывает электрические разряды, как в ваших счетчиках Гейгера. Разряды нарушают синхронность процессов в нервной системе и производят крайне неприятные субъективные ощущения.
Теперь я хочу выяснить совершенно другой вопрос. Меня заинтересовало то, что вы называете «искусством». Литературу я могу понять, как искусство выражения словами идей и эмоций.
Изобразительные искусства очевидным образом связаны с вашим восприятием мира. Но я совершенно не представляю, что такое музыка. Мое невежество в этом отношении едва ли удивительно, так как, насколько я понимаю, вы никогда не передавали музыки. Нельзя ли восполнить этот пробел?
Ну, Энн, вам представляется возможность отличиться, — сказал Кингсли. — И какая возможность! Ни один музыкант никогда еще не играл для такой аудитории!
— Что же мне сыграть?
— Как насчет той вещи Бетховена, которую вы играли вчера вечером?
— Опус 106? Пожалуй, слишком сильно для начинающего.
— Давайте, Энн! Задайте работы старине Джо,— подбодрил Барнет.
— Не обязательно играть, Энн, если вам не хочется. Вчера я записал вас на магнитофон, — сказал Лестер.
— Ну, и как получилось?
— С технической точки зрения мы сделали все, что возможно. Если вы были довольны своим исполнением, то мы можем начать передачу хоть сейчас, если хотите.
— Пожалуй, будет лучше, если вы передадите запись. Это звучит смешно, но мне кажется, я бы очень волновалась, если бы играла для этого существа, чем бы оно ни было.
— Ну, что за глупости! Старина Джо не кусается.
— Может быть, и не кусается, но я все-таки предпочитаю запись.
Запись передали. После этого пришло сообщение:
— Очень интересно. Пожалуйста, повторите первую часть со скоростью, увеличенной на тридцать процентов.
После того, как это было сделано, следующее сообщение гласило:
— Так лучше. Очень хорошо. Я намерен поразмыслить об этом. До свиданья.
— Боже мой, вы прикончили его, Энн! — воскликнул Марлоу
— Но я не понимаю, как музыка может нравиться Джо. В конечном счете музыка — это звук, а как было выяснено, для Джо не существует звуков, — удивился Паркинсон.
— С этим я не согласен, сказал Мак-Нейл. — Хотя с первого взгляда кажется, что наше восприятие музыки неотделимо от звуков, на самом деле это совсем разные вещи. Наш мозг воспринимает не что иное, как электрические сигналы, идущие от ушей. В данном случае звук используется просто как удобное средство для возбуждения в мозгу определенных электрических импульсов. Больше того, многие данные показывают, что музыкальные ритмы отражают главные электрические ритмы нашего мозга
— Это очень интересно, Джон! — воскликнул Кингсли. — Выходит, что музыка самым непосредтвенным образом выражает деятельность нашего мозга.
— Нет, это, пожалуй, чересчур сильно. Я бы сказал, что музыка — наилучшее отражение мировых процессов большого масштаба. Но речь дает более полное представление о тонкой мозговой активности.
Споры продолжались до глубокой ночи. Все сказанное Облаком подверглось детальному обсуждению. Пожалуй, самое поразительное замечание сделала Энн Хэлси.
— В первой части сонаты си бемоль мажор есть пометка, требующая совершенно фантастического темпа, который не под силу ни одному нормальному пианисту и, конечно, совершенно недостижим для меня. Вы обратили внимание на эту просьбу увеличить скорость? Мне стало просто не по себе, хотя, возможно, это было лишь странное совпадение.
На этом этапе развития событий всем уже стало ясно, что следует передать политическим властям информацию о действительной природе Облака. Правительства разных стран опять налаживали работу радиопередатчиков. Было обнаружено, что если передавать вертикально вверх трехсантиметровые волны, ионизация атмосферы может поддерживаться на уровне, удобном для связи на десятисантиметровых волнах. Нортонстоу снова стал мировым центром связи.
Никто особенно не радовался тому, что приходится огласить сведения, касающиеся Облака. Каждый чувствовал, что связь с Облаком выйдет из-под контроля Нортонстоу. А ученые еще многое хотели бы узнать. Кингсли был категорически против передачи информации политикам, но на сей раз ему пришлось подчиниться большинству, считавшему, что. как это ни печально, хранить секрет больше нельзя.
Лестер записывал на пленку все разговоры с Облаком, и теперь они были переданы по радио на десятисантиметровых волнах. Однако все до единого правительства не питали никаких сомнений относительно сохранения секретности. Большинство людей так никогда и не узнало о существовании жизни в Облаке, тем более, что в дальнейшем события приняли такой оборот, что секретность стала совершенно необходимой.
В тот момент ни одно правительство не располагало односантиметровым передатчиком и приемником подходящей конструкции. Следовательно, связь с Облаком, по крайней мере временно, должна была осуществляться из Нортонстоу. Специалисты в США указывали, однако, что связь на десятисантиметровых волнах с Нортонстоу, и дальше на волне в один сантиметр позволит правительствам США и других стран установить контакт с Облаком Было решено, что Нортонстоу станет центром не только для передачи информации по всей Земле, но и для связи с Облаком.
Обитатели Нортонстоу разделились на два примерно равных лагеря. Те, кто поддерживал Кингсли и Лестера, считали, что надо открыто отвергнуть план политиков и послать к чертям правительства. Остальные, во главе с Марлоу и Паркинсоном, доказывали, что такое открытое неповиновение ничего не даст, так как политики могут в случае необходимости добиться своего силой. За ‘несколько часов до очередной передачи от Облака между двумя группами разгорелся жаркий спор. Дело кончилось компромиссом: было решено, что по техническим причинам Нортонстоу не сможет принимать никаких передач на десятисантиметровых волнах. Правительства смогут слышать Облако но не разговаривать с ним.
Итак, критический момент наступил. В этот день сильные мира сего слушали Облако, но не могли отвечать.
Мак-Нейл обратился к Облаку:
— Нам было бы интересно узнать, чем отличается от нашего ваш способ размножения.
— Размножение — то есть появление нового индивидуума — происходит у нас совершенно иначе. Видите ли, если бы не несчастные случаи или непреодолимое желание уничтожить себя — такое случаемся с нами иногда, как и с вами — я мог бы жить бесконечно. Следовательно, в отличие от вас, для меня не существует необходимости породить какой-нибудь новый индивидуум, который остался бы после моек смерти.
— Сколько же вам сейчас лет?
— Несколько больше пятисот миллионов.
— И ваше рождение было, так же как возникновение жизни на Земле, следствием какой-то самопроизвольний химической реакции?
— Нет. Путешествуя по Галактике, мы подыскиваем подходящее скопления вещества — облака, которые можно заселить. Мы делаем это примерно так же, как вы сажаете черенки от деревьев. Если бы я, например, обнаружил подходящее облако, еще не наделенное жизнью, я снабдил бы его сравнительно простой «нервной системой».
Я посадил бы туда то же, из чего сделан я сам. часть себя самого. Это позволяет избежать тех многочисленных опасностей, с которыми сталкивается самопроизвольно возникающая жизнь. Возьмем хотя бы такой пример. Как я уже раньше объяснял, в мою нервную систему не должны ни в коем случае попадать радиоактивные вещества. Для этого у меня есть специальный весьма сложно устроенный электромагнитный экран, который препятствует доступу любого радиоактивного газа к моим нервным центрам — иначе говоря, к моему мозгу. Стоит только этому экрану испортиться, как я почувствую сильнейшую боль и вскоре погибну. Выход из строя экрана — один из возможных несчастных .случаев, о которых я только что говорил. Суть этого примера в том, что мы можем снабдить своих «потомков» как экранами, так и разумом для управления ими, тогда как практически невероятно, чтобы такие экраны могли появиться в ходе самопроизвольного развития жизни.
-— Но ведь это должно было случиться, когда появился первый из вашего рода, — возразил Мак-Нейл.
— Я не согласен с тем, что вообще когда- либо существовал «первый», — ответило Облако.
Мак-Нейл не понял этого замечания, но Кингсли и Марлоу .переглянулись, как бы говоря: «Ого, вон куда он гнет! Что бы сказали, сторонники теории, взрывающейся вселенной“?»
— Обеспечив своих «потомков» такими защитными средствами, — продолжало Облако, — мы предоставляем им в остальном развиваться по своему усмотрению. Здесь я должен пояснить важное различие между нами и вами. Число клеток в вашем мозге почти не изменяется с момента рождения. Поэтому ваше развитие заключается в том, что вы yчитecь использовать наилучшим образом мозг определенной емкости. В нашем случае дело обстоит совершенно иначе. Мы можем увеличивать свой мозг сколько угодно. При этом, конечно, можно удалять или заменять изношенные или испорченные части. Наше развитие заключается, таким образом, и в развитии самого мозга, и в том, что мы учимся использовать его наилучшим образом для решения возникающих перед нами проблем. Теперь вам должно быть ясно, что наши «дети» начинают со сравнительно простого устройства мозга; по мере того как мы взрослеем, наш мозг становится все больше и сложнее.
— Не могли ли бы вы описать так, чтобы нам было понятно, как делаются новые части вашего мозга? — спросил Мак-Нейл.
Думаю, что могу. Во-первых, я изготовляю нужные сложные молекулы из химического сырья, запасы которого у меня всегда под рукой. Затем молекулы укладываются соответствующим образом на поверхности твердого тела, образуя «нервную структуру». Материал твердого тела выбирается такой, чтобы температура его плавления не была слишком низкой — лед, например, не под ходит в данном случае — и чтобы он был хорошим электрическим изолятором. Поверхность тела также должна быть хорошо подготовлена, чтобы прочно удержать на себе нервную структуру — мозговое вещество, как вы бы сказали.
Конечно самое трудное — конструирование этой нервной структуры. Надо добиться, чтобы новый мозг действовал как единое целое при выполнении определенной задачи. Необходимо также, чтобы этот новый узел не начинал работать самопроизвольно, а ждал соответствующих сигналов от остальных частей моего мозга. Новая часть мозга может получать такие сигналы по многим каналам. Точно так же выход новой части имеет много связей со старой частью мозга. В результате работа нового мозга может контролироваться, и он включается в общую нервную сеть.
— У меня есть еще два вопроса, — сказал Мак-Нейл. — Как вы перезаряжаете энергией ваши нервные элементы? У человека для этого есть система кровообращения. Есть ли у вас что-либо подобное этой системе?
Последовал ответ:
— Размер меняется в зависимости от того, для какой цели служит данный элемент. Твердое тело, на котором он строится, может быть от одного-двух до нескольких сот метров размером. Да, у меня есть нечто, подобное системе кровообращения. Доставка нужных веществ осуществляется потоком газа, который постоянно омывает нервные элементы. Однако этот поток приводится в движение не сердцем, а электромагнитным насосом. Таким образом, этот насос имеет неорганическую природу, поэтому при насаждении нового очага жизни «родитель» обязательно обеспечивает своего «потомка» таким насосом. Идущий от насоса газ захватывает питательные вещества, затем проходит вблизи нервных элементов, которые поглощают различные нужные для работы моего мозга молекулы. Отработанные продукты деятельности организма выделяются в этот же поток газа и затем фильтруются в органе, подобном вашим почкам. Поток очищенного газа поступает опять в электромагнитный насос.
Чрезвычайно важно, что мое сердце, почки и кровь имеют неорганическую природу. В случае, если они перестают работать, ничего страшного не происходит. Если мое «сердце» отказывает, я просто переключаюсь на запасное, которое держу всегда наготове. Если выходят из строя мои «почки», я не умираю, как ваш композитор Моцарт. Я опять-таки перехожу на запасные «почки». Возобновлять свою кровь я также могу практически неограниченно.
Вскоре после этого Джо умолк.
— Самое потрясающее — то, насколько общими оказываются принципиальные основы жизни, — заявил Мак-Нейл. — Детали, конечно, невероятно различны: газ вместо крови, электромагнитное сердце и почки и так далее. Но общая структура организма почти одинакова.
— И то, как он достраивает свой мозг, по- моему, имеет что-то общее с программированием для вычислительных машин, — сказал Лестер. — Вы обратили внимание, Крис? Это было очень похоже на составление новой подпрограммы.
— Я думаю, такое сходство не случайно. Я как-то слышал, что коленный состав мухи очень похож по своей конструкции на человеческий. Почему? Да потому, что существует, видимо, только одна хорошая конструкция коленного сустава. Точно так же существуют какие-то единые принципы, в соответствии с которыми может быть построено разумное существо.
— Но почему вы думаете, что эти принципы едины? — спросил Мак-Нейл у Кингсли.
Мне трудно это объяснить, потому что это уж очень похоже на выражение религиозного чувства. Мы знаем, что Вселенная построена в соответствии с некоторыми основными законами природы, которые постигает или пытается постичь наша наука. Мы склонны несколько зазнаваться, когда, обозревая свои успехи в этой области, мы говорим, что Вселенная построена логично с нашей точки зрения. Это значит ставить телегу впереди лошади. Не Вселенная построена логично с нашей точки зрения; это мы, и наша логика, развились в соответствии с логикой Вселенной. Таким образом, можно сказать, что разумная жизнь есть нечто, отражающее самую суть строении Вселенной. Это относится и к нам и к Джо. Вот почему у нас оказывается так много общего, вот почему в разговоре у нас обнаруживается нечто вроде общих интересов, несмотря на столь гигантское различие в деталях нашего строения. Ибо в основных чертах как мы, так и Джо построены по принципам, которые следуют из общего устройства Вселенной.
— Эти ублюдки-политики все еще пытаются пробиться. Проклятье, пойду выключу лампочки, — сказал Лестер.
Он направился к панели с лампочками, вспышки которых извещали о поступлении разнообразных сообщений. Минуту спустя он вернулся на свое место, сотрясаясь от хохота.
— Это просто великолепно! — еле выдавил он из себя. — Я забыл прекратить трансляцию наше го разговора на десятисантиметровых волнах. Они слышали все, что мы говорили — все наши уговоры, насчет «технических причин» и все остальное. Сейчас они, конечно, в ярости. Теперь, по- моему, каша заварилась.
Никто, казалось, не знал, что делать. Наконец, Кингсли подошел к пульту. Он переключил несколько тумблеров и сказал в микрофон:
— Нортонстоу. Говорит Кингсли. Если есть какие-либо сообщения, передавайте.
В динамике послышался раздраженный голос;
— А, наконец-то Нортонстоу. Мы уже три часа пытаемся с вами связаться.
— Кто это говорит?
— Громер, министр обороны США. Должен вам сообщить, что вы говорите с весьма рассерженным человеком, мистер Кингсли. Я жду объявлений вашего возмутительного поведения сегодня.
— В таком случае, боюсь, что вам придется еще подождать. Даю вам тридцать секунд, и если за это время ваши высказывания не станут убедительнее, я отключаюсь опять.
Голос стал спокойнее, но более угрожающим:
— Мистер Кингсли, я уже наслышан о вашем невыносимом характере, «о сам сталкиваюсь с этим в первый раз. К вашему сведению, я намерен принять меры, чтобы это был и последней раз. Это не угроза. Я просто сообщаю вам со всей ответственностью, что очень скоро вы будете удалены из Нортонстоу. Вопрос о том, куда вы будете удалены, я предоставляю вашему собственному воображению.
— Я хотел бы отметить, мистер Громер, что в своих планах относительно меня, вы не учли одного очень важного обстоятельства.
— Какого именно, смею спросить?
— Что в моей власти вообще уничтожить весь американский материк. Если вы сомневаетесь в правдивости моих слов, спросите своих астрономов, что случилось с Луной вечером седьмого августа. Вам следовало бы также принять во внимание, что мне потребуется значительно меньше пяти минут, чтобы привести в исполнение эту угрозу.
Кингсли переключил несколько тумблеров, и лампочки на контрольной панели погасли. Марлоу был бледен; на лбу и над верхней губой у него выступили капельки пота.
— Это вы сделали нехорошо, Крис; нет, нехорошо,— сказал он.
Кингсли смутился.
— Извините, Джофф. У меня совершенно вылетело из головы, что вы американец. Еще раз прошу прощенья за это, но имейте в виду, что я ответил бы то же самое и Лондону, и Москве и вообще кому угодно.
Марлоу покачал головой.
— Вы неправильно меня поняли, Крис. Я возражал не потому, что Америка — моя страна. В любим случае я прекрасно понимаю, что вы просто запугиваете его. Меня беспокоит, что такие угрозы могут иметь чертовски опасные последствия.
— Чепуха. Не стоит делать из мухи слона. Газеты приучили вас думать, что политики — важные персоны, и вы никак не можете от этого отвыкнуть. Они, вероятно, понимают, что я пытаюсь их запугать, но пока остается хоть какая- то вероятность, что я могу осуществить свою угрозу, они не пустят в ход политику сильной руки. Вот увидите.
Однако прав был Марлоу, а не Кингсли. Это показали дальнейшие события.
Перевод с английского проф. Д. А. ФРАНК-КА МЕНЕЦКОГО